«ГОРЕ ОТ УМА»: КОГДА СПЛЕТНИ РАСЦВЕТАЮТ

 

Комедия «ГОРЕ ОТ УМА», (1822-1824гг.)

Александр Сергеевич Грибоедов (04.01.1795 - 30.01.1829 гг.)

русский дипломат, поэт, драматург, пианист и композитор

 

 

Эта комедия "Горе от ума" – наш выбор к статье

«ЗАЧЕМ МЫ СПЛЕТНИЧАЕМ?»

 

Прекрасная, тонкая и последовательная комедия о зарождении, распространении и последствиях сплетен, об обществе, в котором расцветают пересуды и осуждения каждого слова и действия. «У нас ругают везде, а всюду принимают.»

 

Отрывок из комедии о распространении слухов Чацким:

ДЕЙСТВИЕ I

 

Явление 7

(…)

София:Гоненье на Москву. Что значит видеть свет!

Где ж лучше?

 

Чацкий: Где нас нет.

Ну что ваш батюшка? все Английского клоба

Старинный, верный член до гроба?

Ваш дядюшка отпрыгал ли свой век?

А этот, как его, он турок или грек?

Тот черномазенький, на ножках журавлиных,

Не знаю как его зовут,

Куда ни сунься: тут, как тут.

В столовых и в гостиных?

А трое из бульварных лиц,

Которые с полвека молодятся?

Родных мильон у них, и с помощью сестриц

Со всей Европой породнятся.

А наше солнышко? наш клад?

На лбу написано: Театр и Маскерад;

Дом зеленью раскрашен в виде рощи,

Сам толст, его артисты тощи.

На бале, помните, открыли мы вдвоем

За ширмами, в одной из комнат посекретней,

Был спрятан человек и щелкал соловьем,

Певец зимой погоды летней.

А тот чахоточный, родня вам, книгам враг,

В ученый комитет который поселился

И с криком требовал присяг,

Чтоб грамоте никто не знал и не учился?

Опять увидеть их мне суждено судьбой!

Жить с ними надоест, и в ком не сыщещь пятен?

Когда ж пространствуешь, воротишься домой,

И дым Отечества нам сладок и приятен!

 

София: Вот вас бы с тетушкою свесть,

Чтоб всех знакомых перечесть.

 

Чацкий: А тетушка? все девушкой, Минервой?

Все фрейлиной Екатерины Первой?

Воспитанниц и мосек полон дом?

Ах! к воспитанью перейдем.

Что нынче, так же, как издревле,

Хлопочут набирать учителей полки,

Числом поболее, ценою подешевле?

Не то, чтобы в науке далеки;

В России, под великим штрафом,

Нам каждого признать велят

Историком и геогра́фом!

Наш ментор, помните колпак его, халат,

Перст указательный, все признаки ученья

Как наши робкие тревожные умы,

Как с ранних пор привыкли верить мы,

Что нам без немцев нет спасенья! —

А Гильоме, француз, подбитый ветерком?

Он не женат еще?

 

София: На ком?

 

Чацкий: Хоть на какой-нибудь княгине

Пульхерии Андревне, например?

 

София: Танцмейстер! можно ли!

 

Чацкий: Что ж, он и кавалер.

От нас потребуют с именьем быть и в чине,

А Гильоме!.. — Здесь нынче тон каков

На съездах, на больших, по праздникам приходским

Господствует еще смешенье языков:

Французского с нижегородским? —

 

София: Смесь языков?

 

Чацкий: Да, двух, без этого нельзя ж.

 

София: Но мудрено из них один скроить, как ваш.

 

Чацкий: По крайней мере не надутый.

Вот новости! — я пользуюсь минутой,

Свиданьем с вами оживлен,

И говорлив; а разве нет времен,

Что я Молчалина глупее? Где он, кстати?

Еще ли не сломил безмолвия печати?

Бывало песенок где новеньких тетрадь

Увидит, пристает: пожалуйте списать.

А впрочем, он дойдет до степеней известных,

Ведь нынче любят бессловесных.

 

София (в сторону): Не человек, змея!

(Громко и принужденно)

Хочу у вас спросить:

Случалось ли, чтоб вы смеясь? или в печали?

Ошибкою? добро о ком-нибудь сказали?

Хоть не теперь, а в детстве может быть.

 

Чацкий: Когда все мягко так? и нежно, и незрело?

На что же так давно? вот доброе вам дело:

Звонками только что гремя

И день и ночь по снеговой пустыне,

Спешу к вам, голову сломя.

И как вас нахожу? в каком-то строгом чине!

Вот полчаса холодности терплю!

Лицо святейшей богомолки!..

И все-таки я вас без памяти люблю.

Минутное молчание.

Послушайте, ужли слова мои все колки?

И клонятся к чьему-нибудь вреду?

Но если так: ум с сердцем не в ладу.

Я в чудаках иному чуду

Раз посмеюсь, потом забуду;

Велите ж мне в огонь: пойду как на обед.

 

София:Да, хорошо сгорите, если ж нет?

 

Отрывок из комедии о распространении слухов о Чацком:

ДЕЙСТВИЕ III

 

Явление 14

София (про себя): Ах! этот человек всегда

Причиной мне ужасного расстройства!

Унизить рад, кольнуть; завистлив, горд и зол!

 

Г. N. (подходит):Вы в размышленье.

 

София: Об Чацком.

 

Г. N.: Как его нашли по возвращеньи?

 

София: Он не в своем уме.

 

Г. N.: Ужли с ума сошел?

 

София (помолчавши): Не то, чтобы совсем...

 

Г. N.: Однако есть приметы?

 

София (смотрит на него пристально): Мне кажется.

 

Г. N.: Как можно, в эти леты!

 

София: Как быть!

(В сторону.)

Готов он верить!

А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить,

Угодно ль на себе примерить?

(Уходит.)

 

Явление 15

Г. N.: С ума сошел!.. Ей кажется... вот на!

Недаром? Стало быть... с чего б взяла она!

Ты слышал?

 

Г. D.: Что?

 

Г. N.: Об Чацком?

 

Г. D.: Что такое?

 

Г. N.: С ума сошел!

 

Г. D.: Пустое.

 

Г. N.: Не я сказал, другие говорят.

 

Г. D.: А ты расславить это рад?

 

Г. N.: Пойду, осведомлюсь; чай кто-нибудь да знает.

(Уходит.)

 

Явление 16

Г. D.: Верь болтуну!

Услышит вздор, и тотчас повторяет!

Ты знаешь ли об Чацком?

 

Загорецкий: Ну?

 

Г. D.: С ума сошел!

 

Загорецкий: А! знаю, помню, слышал.

Как мне не знать? примерный случай вышел;

Его в безумные упрятал дядя-плут...

Схватили, в желтый дом, и на́ цепь посадили.

 

Г. D.: Помилуй, он сейчас здесь в комнате был, тут.

 

Загорецкий: Так с цепи, стало быть, спустили.

 

Г. D.: Ну, милый друг, с тобой не надобно газет,

Пойду-ка я, расправлю крылья,

У всех повыспрошу; однако, чур! секрет.

(Уходит.)

 

Явление 17

Загорецкий: Который Чацкий тут? — Известная фамилья.

С каким-то Чацким я когда-то был знаком.

Вы слышали об нем?

 

Графиня внучка: Об ком?

 

Загорецкий: Об Чацком, он сейчас здесь в комнате был.

 

Графиня внучка: Знаю.

Я говорила с ним.

 

Загорецкий: Так я вас поздравляю:

Он сумасшедший...

 

Графиня внучка: Что?

 

Загорецкий: Да, он сошел с ума.

 

Графиня внучка: Представьте, я заметила сама;

И хоть пари держать, со мной в одно вы слово.

 

Явление 18

Графиня внучка: Ah! grand'maman, вот чудеса! вот ново!

Вы не слыхали здешних бед?

Послушайте. Вот прелести! вот мило!..

 

Графиня бабушка: Мой труг, мне уши залошило;

Скаши покромче...

 

Графиня внучка: Время нет!

(Указывает на Загорецкого.)

Il vous dira toute I'histoire 5.

Пойду, спрошу...

(Уходит.)

 

Явление 19

Графиня бабушка: Что? что? уж нет ли здесь пошара?

 

Загорецкий: Нет, Чацкий произвел всю эту кутерьму.

 

Графиня бабушка: Как, Чацкого? Кто свел в тюрьму?

 

Загорецкий: В горах изранен в лоб, сошел с ума от раны.

 

Графиня бабушка: Что? К фармазанам в клоб? Пошел он в пусурманы?

 

Загорецкий: Ее не вразумишь.

(Уходит.)

 

Графиня бабушка: Антон Антоныч! Ах!

И он пешит, все в страхе, впопыхах.

 

Явление 20

Графиня бабушка: Князь, князь! Ох, этот князь, по палам, сам чуть тышит!

Князь, слышали?

 

Князь: А-хм?

 

Графиня бабушка: Он ничего не слышит!

Хоть, мошет видели, здесь полицмейстер пыл?

 

Князь: Э-хм?

 

Графиня бабушка: В тюрьму-та, князь, кто Чацкого схватил?

 

Князь: И-хм?

 

Графиня бабушка: Тесак ему, да ранец,

В солтаты! Шутка ли! переменил закон!

 

Князь: У-хм?

 

Графиня бабушка: Да!.. в пусурманах он!

Ах! окаянный волтерьянец!

Что? а? Глух, мой отец; достаньте свой рошок.

Ох! глухота польшой порок.

 

Явление 21

Хлёстова: С ума сошел! прошу покорно!

Да невзначай! да как проворно!

Ты, Софья, слышала?

 

Платон Михайлович: Кто первый разгласил?

 

Наталья Дмитриевна: Ах, друг мой, все!

 

Платон Михайлович: Ну, все, так верить поневоле,

А мне сомнительно.

 

Фамусов (входя): О чем? о Чацком, что ли?

Чего сомнительно? Я первый, я открыл!

Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!

Попробуй о властях, и невесть что наскажет!

Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,

Хоть пред монаршиим лицом,

Так назовет он подлецом!..

 

Хлёстова: Туда же из смешливых;

Сказала что-то я — он начал хохотать.

 

Молчалин: Мне отсоветовал в Москве служить в Архивах.

 

Графиня внучка: Меня модисткою изволил величать!

 

Наталья Дмитриевна: А мужу моему совет дал жить в деревне.

 

Загорецкий: Безумный по всему.

Графиня внучка

Я видела из глаз.

 

Фамусов: По матери пошел, по Анне Алексевне;

Покойница с ума сходила восемь раз.

 

Хлёстова: На свете дивные бывают приключенья!

В его лета с ума спрыгну́л!

Чай, пил не по летам.

 

Княгиня: О! верно…

 

Графиня внучка: Без сомненья.

 

Хлёстова: Шампанское стаканами тянул.

 

Наталья Дмитриевна: Бутылками-с, и пребольшими.

 

Загорецкий (с жаром): Нет-с, бочками сороковыми.

 

Фамусов: Ну вот! великая беда,

Что выпьет лишнее мужчина!

Ученье — вот чума, ученость — вот причина,

Что нынче, пуще, чем когда,

Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

 

Хлёстова: И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних

От пансионов, школ, лицеев, как бишь их;

Да от ланкартачных взаимных обучений.

 

Княгиня: Нет, в Петербурге институт

Пе-да-го-гический, так, кажется, зовут:

Там упражняются в расколах и в безверьи,

Профессоры!! — У них учился наш родня,

И вышел! хоть сейчас в аптеку, в подмастерьи.

От женщин бегает, и даже от меня!

Чинов не хочет знать! Он химик, он ботаник,

Князь Федор, мой племянник.

 

Скалозуб: Я вас обрадую: всеобщая молва,

Что есть проект насчет лицеев, школ, гимназий;

Там будут лишь учить по нашему: раз, два;

А книги сохранят так: для больших оказий.

 

Фамусов: Сергей Сергеич, нет! Уж коли зло пресечь:

Забрать все книги бы, да сжечь.

 

Загорецкий: Нет-с, книги книгам рознь. А если б, между нами,

Был ценсором назначен я,

На басни бы налег; ох! басни — смерть моя!

Насмешки вечные над львами! над орлами!

Кто что ни говори:

Хотя животные, а все-таки цари.

 

Хлёстова: Отцы мои, уж кто в уме расстроен,

Так все равно, от книг ли, от питья ль,

А Чацкого мне жаль.

По-христиански так, он жалости достоин,

Был острый человек, имел душ сотни три.

 

Фамусов: Четыре.

 

Хлёстова: Три, сударь.

 

Фамусов: Четыреста.

 

Хлёстова: Нет! триста.

 

Фамусов: В моем календаре...

 

Хлёстова: Всё врут календари.

 

Фамусов: Как раз четыреста, ох! спорить голосиста!

 

Хлёстова: Нет! триста! — уж чужих имений мне не знать!

 

Фамусов: Четыреста, прошу понять.

 

Хлёстова: Нет! триста, триста, триста.

 

Явление 22

Наталья Дмитриевна: Вот он.

 

Графиня внучка: Шш!

 

Все

Шш!

(Пятятся от него в противную сторону.)

 

Хлёстова: Ну как с безумных глаз

Затеет драться он, потребует к разделке!

 

Фамусов: О господи! помилуй грешных нас!

(Опасливо.)

Любезнейший! Ты не в своей тарелке.

С дороги нужен сон. Дай пульс. Ты нездоров.

 

Чацкий: Да, мочи нет: мильон терзаний

Груди от дружеских тисков,

Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,

А пуще голове от всяких пустяков.

(Подходит к Софье.)

Душа здесь у меня каким-то горем сжата,

И в многолюдстве я потерян, сам не свой.

Нет! недоволен я Москвой.

 

Хлёстова: Москва, вишь, виновата.

 

Фамусов: Подальше от него.

(Делает знак Софии.)

Гм, Софья! — Не глядит!

 

София (Чацкому): Скажите, что вас так гневит?

 

Чацкий:  той комнате незначущая встреча:

Французик из Бордо, надсаживая грудь,

Собрал вокруг себя род веча,

И сказывал, как снаряжался в путь

В Россию, к варварам, со страхом и слезами;

Приехал — и нашел, что ласкам нет конца;

Ни звука русского, ни русского лица

Не встретил: будто бы в отечестве, с друзьями;

Своя провинция. Посмотришь, вечерком

Он чувствует себя здесь маленьким царьком;

Такой же толк у дам, такие же наряды...

Он рад, но мы не рады.

Умолк. И тут со всех сторон

Тоска, и оханье, и стон:

Ах! Франция! Нет в мире лучше края! —

Решили две княжны, сестрицы, повторяя

Урок, который им из детства натвержён.

Куда деваться от княжен!

Я одаль воссылал желанья

Смиренные, однако вслух,

Чтоб истребил господь нечистый этот дух

Пустого, рабского, слепого подражанья;

Чтоб искру заронил он в ком-нибудь с душой,

Кто мог бы словом и примером

Нас удержать, как крепкою возжой,

От жалкой тошноты по стороне чужой.

Пускай меня отъявят старовером,

Но хуже для меня наш Север во сто крат

С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад, —

И нравы, и язык, и старину святую,

И величавую одежду на другую —

По шутовскому образцу:

Хвост сзади, спереди какой-то чудный выем,

Рассудку вопреки, наперекор стихиям,

Движенья связаны, и не краса лицу;

Смешные, бритые, седые подбородки!

Как платья, волосы, так и умы коротки!..

Ах! если рождены мы всё перенимать,

Хоть у китайцев бы нам несколько занять

Премудрого у них незнанья иноземцев;

Воскреснем ли когда от чужевластья мод?

Чтоб умный, бодрый наш народ

Хотя по языку нас не считал за немцев.

«Как европейское поставить в параллель

С национальным — странно что-то!

Ну как перевести мадам и мадмуазель?

Ужли сударыня!!» — забормотал мне кто-то...

Вообразите, тут у всех

На мой же счет поднялся смех.

«Сударыня! Ха! ха! ха! ха! прекрасно!

Сударыня! Ха! ха! ха! ха! ужасно!!» —

Я, рассердясь и жизнь кляня,

Готовил им ответ громовый;

Но все оставили меня. —

Вот случай вам со мною, он не новый;

Москва и Петербург — во всей России то,

Что человек из города Бордо

Лишь рот открыл, имеет счастье

Во всех княжен вселять участье;

И в Петербурге и в Москве,

Кто недруг выписных лиц, вычур, слов кудрявых,

В чьей по несчастью голове

Пять, шесть найдется мыслей здравых,

И он осмелится их гласно объявлять, —

Глядь...