ИОСИФ БРОДСКИЙ: ИЗБЕГАЙТЕ ПРИПИСЫВАТЬ СЕБЕ СТАТУС ЖЕРТВЫ

Иосиф Александрович Бродский (24.05.1940-28.01.1996) — русский и американский поэт, эссеист, драматург, переводчик, лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года, поэт-лауреат США в 1991—1992 годах.

«Мой секретный доклад», — иронично говорил Иосиф Бродский о своём — ныне знаменитом — выступлении перед выпускниками Мичиганского университета (Анн-Арбор, 18 декабря 1988), содержание которого долгое время не публиковали на английском языке, углядев в «неуместной» и «политически некорректной» «Речи на стадионе» («Speech at the Stadium») оттенки «реакционности» и даже «расизма». Но время идёт, всё меняется, и в 1995 году речь появляется в издании «Joseph Brodsky. On Grief and Reason», а уже в 1997 году Елена Касаткина делает полный перевод пронзительного спитча Бродского.

Жизнь — игра со многими правилами, но без рефери.

Мы узнаем, как в нее играть, скорее наблюдая ее, нежели справляясь в какой-нибудь книге, включая Священное Писание. Поэтому неудивительно, что столь многие играют нечестно, столь немногие выигрывают, столь многие проигрывают.

В любом случае, если это место Мичиганский университет, Анн Арбор штат Мичиган, который я помню, то можно с уверенностью предположить, что вы, его выпускники, еще меньше знакомы с Писанием, чем те, кто сидел на этих трибунах, скажем, шестнадцать лет назад, когда я отважился ступить на это поле впервые.

Для моих глаз, ушей и ноздрей это место все еще Анн Арбор; оно синеет — или кажется синим — как Анн Арбор; оно пахнет как Анн Арбор (хотя должен признать, что в воздухе сейчас меньше марихуаны, чем бывало раньше, и это на миг повергает в смущение старого аннарборца). Таким образом, оно выглядит Анн Арбором, где я провел часть моей жизни — лучшую, как мне кажется, часть — и где шестнадцать лет назад ваши предшественники почти ничего не знали о Библии.

Когда я вспоминаю моих коллег, когда я сознаю, что творится с университетскими учебными программами по всей стране, когда я отдаю себе отчет в давлении, которое так называемый современный мир оказывает на молодежь, я чувствую ностальгию по тем, кто сидел на ваших стульях десяток или около того лет назад, потому что некоторые из них по крайней мере могли процитировать десять заповедей, а иные даже помнили названия семи смертных грехов. Но как они распорядились этими драгоценными знаниями впоследствии и насколько преуспели в игре, я не имею никакого понятия. Я лишь могу надеяться, что в итоге человек богаче, если он руководствуется правилами и табу, установленными кем-то совершенно неосязаемым, а не только уголовным кодексом.

Поскольку вам, по всей вероятности, еще рано подводить итоги и поскольку преуспеяние и приличное окружение — то, к чему вы, по-видимому, стремитесь, вам было бы невредно познакомиться с этими заповедями и перечнем грехов. Их в общей сложности семнадцать, и некоторые из них частично совпадают. Конечно, вы можете возразить, что они принадлежат вероучению со значительной традицией насилия. Все же, если говорить о верах, эта представляется наиболее терпимой; она заслуживает вашего рассмотрения хотя бы потому, что породила общество, в котором у вас есть право подвергать сомнению или отрицать ее ценность.

Но я здесь не для того, чтобы превозносить добродетели какой-либо конкретной веры или философии, и я не получаю удовольствия, как, видимо, многие, от возможности подвергнуть нападкам современную систему образования или вас, ее предполагаемых жертв.

Во-первых, я не воспринимаю вас таковыми.

Во-вторых, в определенных областях ваши знания неизмеримо выше моих или любого представителя моего поколения.

Я рассматриваю вас как группу молодых разумно-эгоистичных душ накануне очень долгого странствия. Я содрогаюсь при мысли о его длине и спрашиваю себя, чем бы я мог быть вам полезен.

Знаю ли я нечто о жизни, что могло бы помочь вам или иметь для вас значение, и если я что-то знаю, то есть ли способ передать эту информацию вам?

Ответ на первый вопрос, я думаю, «да» — не столько потому, что человеку моего возраста положено быть хитрее любого из вас в шахматах существования, сколько потому, что он, по всей вероятности, устал от массы вещей, к которым вы только стремитесь. (Одна эта усталость есть нечто, о чем молодых следует предупредить как о сопутствующей черте и их полного успеха, и их поражения; знание такого рода может усилить удовольствие от первого, а также скрасить последнее.)

Что касается второго вопроса, я, по правде сказать, в затруднении. Пример вышеупомянутых заповедей может озадачить любого напутствующего оратора, ибо сами десять заповедей были напутственной речью, буквально — заповеданием. Но между поколениями существует прозрачная стена, железный занавес иронии, если угодно, видимая насквозь завеса, не пропускающая почти никакой опыт. В лучшем случае, отдельные советы.

Поэтому рассматривайте то, что вы сейчас услышите, просто как советы верхушки нескольких айсбергов, если так можно сказать, а не горы Синай. Я не Моисей, вы тоже не ветхозаветные евреи; эти немного беспорядочные наброски, нацарапанные в желтом блокноте где-то в Калифорнии, — не скрижали.

Проигнорируйте их, если угодно, подвергните их сомнению, если необходимо, забудьте их, если иначе не можете: в них нет ничего обязательного.

Если кое-что из них сейчас или в будущем вам пригодится, я буду рад. Если нет, мой гнев не настигнет вас.

1. И теперь и в дальнейшем, я думаю, имеет, смысл сосредоточиться на точности вашего языка.

Старайтесь расширять свой словарь и обращаться с ним так, как вы обращаетесь с вашим банковским счетом. Уделяйте ему много внимания и старайтесь увеличить свои дивиденды.

Цель здесь не в том, чтобы способствовать вашему красноречию в спальне или профессиональному успеху — хотя впоследствии возможно и это, — и не в том, чтобы превратить вас в светских умников.

Цель в том, чтобы дать вам возможность выразить себя как можно полнее и точнее; одним словом, цель — ваше равновесие. Ибо накопление невыговоренного, невысказанного должным образом может привести к неврозу.

С каждым днем в душе человека меняется многое, однако способ выражения часто остается одним и тем же. Способность изъясняться отстает от опыта. Это пагубно влияет на психику.

Чувства, оттенки, мысли, восприятия, которые остаются неназванными, непроизнесенными и не довольствуются приблизительностью формулировок, скапливаются внутри индивидуума и могут привести к психологическому взрыву или срыву.

Чтобы этого избежать, не обязательно превращаться в книжного червя. Надо просто приобрести словарь и читать его каждый день, а иногда — и книги стихов. Словари, однако, имеют, первостепенную важность. Их много вокруг; к некоторым прилагается лупа. Они достаточно дешевы, но даже самые дорогие среди них (снабженные лупой) стоят гораздо меньше, чем один визит к психиатру. Если вы все же соберетесь посетить психиатра, обращайтесь с симптомами словарного алкоголизма.

2. И теперь и в дальнейшем старайтесь быть добрыми к своим родителям.

Если это звучит слишком похоже на «Почитай отца твоего и мать твою», ну что ж. Я лишь хочу сказать: старайтесь не восставать против них, ибо, по всей вероятности, они умрут раньше вас, так что вы можете избавить себя по крайней мере от этого источника вины, если не горя.

Если вам необходимо бунтовать, бунтуйте против тех, кто не столь легко раним. Родители — слишком близкая мишень (так же, впрочем, как братья, сестры, жены или мужья); дистанция такова, что вы не можете промахнуться.

Бунт против родителей со всеми его я-не-возьму-у-вас-ни-гроша, по существу, чрезвычайно буржуазное дело, потому что оно дает бунтовщику наивысшее удовлетворение, в данном случае, — удовлетворение душевное, даваемое убежденностью. Чем позже вы встанете на этот путь, тем позже вы станете духовным буржуа; т. е. чем дольше вы останетесь скептиком, сомневающимся, интеллектуально неудовлетворенным, тем лучше для вас.

С другой стороны, конечно, это мероприятие с не-возьму-ни-гроша имеет практический смысл, поскольку ваши родители, по всей вероятности, завещают все, что они имеют, вам, и удачливый бунтовщик в конце концов получит все состояние целиком — другими словами, бунт — очень эффективная форма сбережения. Хотя процент убыточен, и я бы сказал, ведет к банкротству.

3. Старайтесь не слишком полагаться на политиков

— не столько потому, что они неумны или бесчестны, как чаще всего бывает, но из-за масштаба их работы, который слишком велик даже для лучших среди них, — на ту или иную политическую партию, доктрину, систему или их прожекты. Они могут в лучшем случае несколько уменьшить социальное зло, но не искоренить его.

Каким бы существенным ни было улучшение, с этической точки зрения оно всегда будет пренебрежимо мало, потому что всегда будут те — хотя бы один человек, — кто не получит выгоды от этого улучшения.

Мир несовершенен; Золотого века никогда не было и не будет. Единственное, что произойдет с миром, — он станет больше, т. е. многолюдней, не увеличиваясь в размерах.

Сколь бы справедливо человек, которого вы выбрали, ни обещал поделить пирог, он не увеличится в размерах; порции обязательно станут меньше.

В свете этого — или скорее в потемках — вы должны полагаться на собственную домашнюю стряпню, то есть управлять миром самостоятельно — по крайней мере той его частью, которая вам доступна и находится в пределах вашей досягаемости. Однако, осуществляя это, вы также должны приготовиться к горестному осознанию, что даже вашего собственного пирога не хватит; вы должны приготовиться к тому, что вам, по всей вероятности, придется отведать в равной мере и благодарности и разочарования. Здесь самый трудный урок для усвоения — не терять усердия на кухне, ибо, подав этот пирог хотя бы однажды, вы создаете массу ожиданий.

Спросите себя, по силам ли вам такая бесперебойная поставка пирогов, или вы больше рассчитываете на политиков? Каков бы ни был исход этого самокопания — может ли мир положиться на вашу выпечку? — начните уже сейчас настаивать на том, чтобы все эти корпорации, банки, школы, лаборатории, или где вы там будете работать, и чьи помещения отапливаются и охраняются полицией круглые сутки, впустили бездомных на ночь, сейчас, когда зима.

4. Старайтесь не выделяться, старайтесь быть скромными.

Уже и сейчас нас слишком много, и очень скоро будет много больше. Это карабканье на место под солнцем обязательно происходит за счет других, которые не станут карабкаться.

То, что вам приходится наступать кому-то на ноги, не означает, что вы должны стоять на их плечах. К тому же, все, что вы увидите с этой точки — человеческое море плюс тех, кто подобно вам занял сходную позицию — видную, но при этом очень ненадежную: тех, кого называют богатыми и знаменитыми.

Вообще-то, всегда есть что-то неприятное в том, чтобы быть благополучнее тебе подобных, особенно когда этих подобных миллиарды. К этому следует добавить, что богатых и знаменитых в наши дни тоже толпы и что там, наверху, очень тесно. Так что, если вы хотите стать богатыми или знаменитыми, или и тем, и другим, в добрый час, но не отдавайтесь этому целиком.

Жаждать чего-то, что имеет кто-то другой, означает утрату собственной уникальности; с другой стороны, это, конечно, стимулирует массовое производство.

Но, поскольку вы проживаете жизнь единожды, было бы разумно избегать наиболее очевидных клише, включая подарочные издания.

Сознание собственной исключительности, имейте в виду, также подрывает вашу уникальность, не говоря о том, что оно сужает ваше чувство реальности до уже достигнутого.

Толкаться среди тех, кто, учитывая их доход и внешность, представляет — по крайней мере теоретически — неограниченный потенциал, много лучше членства в любом клубе. Старайтесь быть больше похожими на них, чем на тех, кто на них не похож; старайтесь носить серое.

Мимикрия есть защита индивидуальности, а не отказ от нее. Я посоветовал бы вам также говорить потише, но, боюсь, вы сочтете, что я зашел слишком далеко.

Однако помните, что рядом с вами и всегда кто-то есть: ближний. Никто не просит вас любить его, но старайтесь не слишком его беспокоить и не делать ему больно; старайтесь наступать ему на ноги осторожно; и, если случится, что вы пожелаете его жену, помните по крайней мере, что это свидетельствует о недостатке вашего воображения, вашем неверии в безграничные возможности жизни или незнании их. На худой конец, постарайтесь вспомнить, из какого далека — от звезд, из глубин вселенной, возможно, с ее противоположного конца — пришла просьба не делать этого, равно как и идея возлюбить ближнего как самого себя. По-видимому, звезды знают больше о силе тяготения, а также и об одиночестве, чем вы, ибо они — глаза желания.

5. Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы.

Из всех частей тела наиболее бдительно следите за вашим указательным пальцем, ибо он жаждет обличать. Указующий перст есть признак жертвы — в противоположность поднятым в знаке Victoria среднему и указательному пальцам, он является синонимом капитуляции.

Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. Меню обширное и скучное, и сами его обширность и скука достаточно оскорбительны, чтобы восстановить разум против пользования им.

В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить; можно даже утверждать, что жаждущий обличения перст мечется так неистово, потому что эта решимость не была достаточно твердой.

В конце концов, статус жертвы не лишен своей привлекательности. Он вызывает сочувствие, наделяет отличием, и целые страны и континенты нежатся в сумраке ментальных скидок, преподносимых как сознание жертвы.

Существует целая культура жертвы, простирающаяся от личных адвокатов до международных займов. Невзирая на заявленную цель этой системы, чистый результат ее деятельности — заведомое снижение ожиданий, когда жалкое преимущество воспринимается или провозглашается крупным достижением. Конечно, это терапевтично и, учитывая скудость мировых ресурсов, возможно, даже гигиенично, так что за неимением лучшего материала можно удовольствоваться таким — но старайтесь этому сопротивляться. Какой бы исчерпывающей и неопровержимой ни была очевидность вашего проигрыша, отрицайте его, покуда ваш рассудок при вас, покуда ваши губы могут произносить «нет».

Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за ее прелести, но и за ее трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке.

Иными словами, старайтесь быть немного мазохистами: без привкуса мазохизма смысл жизни неполон. Если это вам как-то поможет, старайтесь помнить, что человеческое достоинство — понятие абсолютное, а не разменное; что оно несовместимо с особыми просьбами, что оно держится на отрицании очевидного.

Если вы найдете этот довод несколько опрометчивым, подумайте, по крайней мере, что, считая себя жертвой, вы лишь увеличиваете вакуум безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов.

6. Мир, в который вы собираетесь вступить, не имеет хорошей репутации.

Он лучше с географической, нежели с исторической точки зрения; он все еще гораздо привлекательней визуально, нежели социально. Это не милое местечко, как вы вскоре обнаружите, и я сомневаюсь, что оно станет намного приятнее к тому времени, когда вы его покинете.

Однако это единственный мир, имеющийся в наличии: альтернативы не существует, а если бы она и существовала, то нет гарантии, что она была бы намного лучше этой.

Там, снаружи — джунгли, а также пустыня, скользкий склон, болото и т. д. — буквально — но, что хуже, и метафорически.

Однако, как сказал Роберт Фрост: «Лучший выход — всегда насквозь». И еще он сказал, правда, в другом стихотворении, что «жить в обществе значит прощать». Несколькими замечаниями как раз об этом деле прохождения насквозь я хотел бы закончить.

Старайтесь не обращать внимания на тех, кто попытается сделать вашу жизнь несчастной.

Таких будет много — как в официальной должности, так и самоназначенных. Терпите их, если вы не можете их избежать, но как только вы избавитесь от них, забудьте о них немедленно. Прежде всего старайтесь не рассказывать историй о несправедливом обращении, которое вы от них претерпели; избегайте этого, сколь бы сочувственной ни была ваша аудитория. Россказни такого рода продлевают существование ваших противников: весьма вероятно, они рассчитывают на то, что вы словоохотливы и сообщите о вашем опыте другим. Сам по себе ни один индивидуум не стоит упражнения в несправедливости (или даже в справедливости). Отношение один к одному не оправдывает усилия: ценно только эхо. Это главный принцип любого притеснителя, спонсируется ли он государством, или руководствуется собственным я. Поэтому гоните или глушите эхо, не позволяйте событию, каким бы неприятным или значительным оно ни было, занимать больше времени, чем ему потребовалось, чтобы произойти.

То, что делают ваши неприятели, приобретает свое значение или важность оттого, как вы на это реагируете.

Поэтому промчитесь сквозь или мимо них, как если бы они были желтым, а не красным светом. Не задерживайтесь на них мысленно или вербально; не гордитесь тем, что вы простили или забыли их, — на худой конец, первым делом забудьте. Так вы избавите клетки вашего мозга от бесполезного возбуждения; так, возможно, вы даже можете спасти этих тупиц от самих себя, ибо перспектива быть забытым короче перспективы быть прощенным.

Переключите канал: вы не можете прекратить вещание этой сети, но в ваших силах, по крайней мере, уменьшить ее рейтинг. Это решение вряд ли понравится ангелам, но оно непременно нанесет удар по демонам, а в данный момент это самое важное.

Здесь мне лучше остановиться. Я буду рад, если вы сочтете то, что я сказал, полезным. Если нет, это покажет, что вы подготовлены к будущему гораздо лучше, чем можно было бы ожидать от людей вашего возраста. Что, я полагаю, также является основанием для радости — не для опасений. В любом случае — хорошо вы подготовлены или нет — я желаю вам удачи, потому что и так впереди у вас не праздники, и вам понадобится удача. Однако, я думаю, вы справитесь.

Я не цыганка; я не могу предсказать ваше будущее, но невооруженным глазом видно, что в вашу пользу говорит многое.

Во-первых, вы родились, что само по себе половина дела, и вы живете в демократии — этом доме на полдороге между кошмаром и утопией — которая чинит меньше препятствий на пути индивидуума, чем ее альтернативы.

Наконец, вы получили образование в Мичиганском университете, лучшем, на мой взгляд, университете страны, хотя бы потому, что шестнадцать лет назад он предоставил крайне необходимую возможность самому ленивому человеку на земле, который к тому же практически не говорил по-английски — вашему покорному слуге. Я преподавал здесь лет восемь; язык, на котором я сегодня обращаюсь к вам, я выучил здесь; некоторые из моих бывших коллег все еще служат, другие на пенсии, а третьи спят вечным сном в земле Анн Арбора, по которой теперь ходите вы. Ясно, что это место имеет для меня чрезвычайную сентиментальную ценность; и столь же много оно будет значить лет через десять для вас.

До этой степени я могу предсказать ваше будущее; в этом отношении я знаю, что вы не пропадете или, точнее, вас ждет успех. Ибо ощущение теплой волны, накатывающей на вас лет через десять при упоминании этого города, будет означать — неважно, повезло вам или нет, — что как человеческие существа вы состоялись. Именно такого рода успеха в будущем я и желаю вам прежде всего. Остальное зависит от удачи и имеет меньшее значение.»

источник

Speech at the Stadium, Joseph Brodsky

Life is a game with many rules but no referee.

One learns how to play it more by watching it than by consulting any book, including the Holy Book. Small wonder, then, that so many play dirty, that so few win, that so many lose.

I am not totally oblivious to the pressures the so-called modern world exerts upon the young, I feel nostalgic for those who sat in your chairs a dozen or so years ago, because some of them at least could cite the Ten Commandments and still others even remembered the names of the Seven Deadly Sins. As to what they’ve done with that precious knowledge of theirs afterward, as to how they fared in the game, I have no idea. All I can hope for is that in the long run one is better off being guided by rules and taboos laid down by someone totally impalpable than by the penal code alone.

Since your run is most likely to be fairly long, and since being better off and having a decent world around you is what you presumably are after, you could do worse than to acquaint yourselves with those commandments and that list of sins. … But I am not here to extol the virtues of any particular creed or philosophy, nor do I relish, as so many seem to, the opportunity to snipe at the modern system of education or at you, its alleged victims.To begin with, I don’t perceive you as such. After all, in certain fields your knowledge is immeasurably superior to mine or anyone’s of my generation. I regard you as a bunch of young, reasonably egotistical souls on the eve of a very long journey. I shudder to contemplate its length, and I ask myself in what way I could possibly be of use to you. Do I know something about life that could be of help or consequence to you, and if I do, is there a way to pass this information on to you?

The answer to the first question is, I suppose, yes — not so much because a person of my age is entitled to out-fox any of you at existential chess as because he is, in all probability, tired of quite a lot of the stuff you are still aspiring to. (This fatigue alone is something the young should be advised on as an attendant feature of both their eventual success and their failure; this sort of knowledge may enhance their savoring of the former as well as a better weathering of the latter.) As for the second question, I truly wonder. The example of the aforementioned commandments may discourage any commencement speaker, for the Ten Commandments themselves were a commencement address — literally so, I must say. But there is a transparent wall between the generations, an ironic curtain, if you will, a see-through veil allowing almost no passage of experience. At best, some tips.

1. Now and in the time to be, I think it will pay for you to zero in on being precise with your language.

Try to build and treat your vocabulary the way you are to treat your checking account. Pay every attention to it and try to increase your earnings. The purpose here is not to boost your bedroom eloquence or your professional success — although those, too, can be consequences — nor is it to turn you into parlor sophisticates. The purpose is to enable you to articulate yourselves as fully and precisely as possible; in a word, the purpose is your balance. For the accumulation of things not spelled out, not properly articulated, may result in neurosis. On a daily basis, a lot is happening to one’s psyche; the mode of one’s expression, however, often remains the same. Articulation lags behind experience. That doesn’t go well with the psyche. Sentiments, nuances, thoughts, perceptions that remain nameless, unable to be voiced and dissatisfied with approximations, get pent up within an individual and may lead to a psychological explosion or implosion. To avoid that, one needn’t turn into a bookworm. One should simply acquire a dictionary and read it on the same daily basis — and, on and off, with books of poetry. Dictionaries, however, are of primary importance. There are a lot of them around; some of them even come with a magnifying glass. They are reasonably cheap, but even the most expensive among them (those equipped with a magnifying glass) cost far less than a single visit to a psychiatrist. If you are going to visit one nevertheless, go with the symptoms of a dictionary junkie.

2. Now and in the time to be, try to be kind to your parents.

If this sounds too close to “Honor thy mother and father” for your comfort, so be it. All I am trying to say is try not to rebel against them, for, in all likelihood, they will die before you do, so you can spare yourselves at least this source of guilt if not of grief. If you must rebel, rebel against those who are not so easily hurt. Parents are too close a target (so, by the way, are sisters, brothers, wives or husbands); the range is such that you can’t miss. Rebellion against one’s parents, for all its I-won’t-take-a-single-penny-from-you, is essentially an extremely bourgeois sort of thing, because it provides the rebel with the ultimate in comfort, in this case, mental comfort: the comfort of one’s convictions. The later you hit this pattern, the later you become a mental bourgeois, i.e., the longer you stay skeptical, doubtful, intellectually uncomfortable, the better it is for you.

On the other hand, of course, this not-a-single-penny business makes practical sense, because your parents, in all likelihood, will bequeath all they’ve got to you, and the successful rebel will end up with the entire fortune intact — in other words, rebellion is a very efficient form of savings. The interest, though, is crippling; I’d say, bankrupting.

3. Try not to set too much store by politicians

— not so much because they are dumb or dishonest, which is more often than not the case, but because of the size of their job, which is too big even for the best among them, by this or that political party, doctrine, system or a blueprint thereof. All they or those can do, at best, is to diminish a social evil, not eradicate it. No matter how substantial an improvement may be, ethically speaking it will always be negligible, because there will always be those — say, just one person — who won’t profit from this improvement. The world is not perfect; the Golden Age never was or will be. The only thing that’s going to happen to the world is that it will get bigger, i.e., more populated while not growing in size. No matter how fairly the man you’ve elected will promise to cut the pie, it won’t grow in size; as a matter of fact, the portions are bound to get smaller. In light of that, or, rather, in dark of that — you ought to rely on your own home cooking, that is, on managing the world yourselves — at least that part of it that lies within your reach, within your radius. Yet in doing this, you must also prepare yourselves for the heart-rending realization that even that pie of yours won’t suffice; you must prepare yourselves that you’re likely to dine as much in disappointment as in gratitude. The most difficult lesson to learn here is to be steady in the kitchen, since by serving this pie just once you create quite a lot of expectations. Ask yourself whether you can afford a steady supply of those pies, or would you rather bargain on a politician? Whatever the outcome of this soul-searching may be — however much you think the world can bet on your baking — you might start right away by insisting that those corporations, banks, schools, labs and whatnot where you’ll be working, and whose premises are heated and policed round the clock anyway, permit the homeless in for the night, now that it’s winter.

4. Try not to stand out, try to be modest.

There are too many of us as it is, and there are going to be many more, very soon. Thus climbing into the limelight is bound to be one at the expense of the others who won’t be climbing. That you must step on somebody’s toes doesn’t mean you should stand on their shoulders. Besides, all you will see from that vantage point is the human sea, plus those who, like you, have assumed a similarly conspicuous — and precarious at that — position: those who are called rich and famous. On the whole, there is always something faintly unpalatable about being better off than one’s likes, and when those likes come in billions, it is more so. To this it should be added that the rich and famous these days, too, come in throngs, that up there on the top it’s very crowded. So if you want to get rich or famous or both, by all means go ahead, but don’t make a meal of it. To covet what somebody else has is to forfeit your uniqueness; on the other hand, of course, it stimulates mass production. But as you are running through life only once, it is only sensible to try to avoid the most obvious cliches, limited editions included. The notion of exclusivity, mind you, also forfeits your uniqueness, not to mention that it shrinks your sense of reality to the already-achieved. Far better than belonging to any club is to be jostled by the multitudes of those who, given their income and their appearance, represent — at least theoretically — unlimited potential. Try to be more like them than like those who are not like them; try to wear gray. Mimicry is the defense of individuality, not its surrender. I would advise you to lower your voice, too, but I am afraid you will think I am going too far. Still, keep in mind that there is always somebody next to you, a neighbor. Nobody asks you to love him, but try not to hurt or discomfort him much; try to tread on his toes carefully; and should you come to covet his wife, remember at least that this testifies to the failure of your imagination, to your disbelief in — or ignorance of — reality’s unlimited potential. Worse comes to worst, try to remember how far away — from the stars, from the depths of the universe, perhaps from its opposite end — came this request not to do it, as well as this idea of loving your neighbor no less than yourself. Maybe the stars know more about gravity, as well as about loneliness, than you do; coveting eyes that they are.

5. At all costs try to avoid granting yourself the status of the victim.

Of all the parts of your body, be most vigilant over your index finger, for it is blame-thirsty. A pointed finger is a victim’s logo — the opposite of the V-sign and a synonym for surrender. No matter how abominable your condition may be, try not to blame anything or anybody: history, the state, superiors, race, parents, the phase of the moon, childhood, toilet training, etc. The menu is vast and tedious, and this vastness and tedium alone should be offensive enough to set one’s intelligence against choosing from it. The moment that you place blame somewhere, you undermine your resolve to change anything; it could be argued even that that blame-thirsty finger oscillates as wildly as it does because the resolve was never great enough in the first place. After all, a victim status is not without its sweetness. It commands compassion, confers distinction, and whole nations and continents bask in the murk of mental discounts advertised as the victim’s conscience. There is an entire victim-culture, ranging from private counselors to international loans. The professed goal of this network notwithstanding, its net result is that of lowering one’s expectations from the threshold, so that a measly advantage could be perceived or billed as a major breakthrough. Of course, this is therapeutic and, given the scarcity of the world’s resources, perhaps even hygienic, so for want of a better identity, one may embrace it — but try to resist it. However abundant and irrefutable is the evidence that you are on the losing side, negate it as long as you have your wits about you, as long as your lips can utter “No.” On the whole, try to respect life not only for its amenities but for its hardships, too. They are a part of the game, and what’s good about a hardship is that it is not a deception. Whenever you are in trouble, in some scrape, on the verge of despair or in despair, remember: that’s life speaking to you in the only language it knows well. In other words, try to be a little masochistic: without a touch of masochism, the meaning of life is not complete. If this is of any help, try to remember that human dignity is an absolute, not a piecemeal notion, that it is inconsistent with special pleading, that it derives its poise from denying the obvious. Should you find this argument a bit on the heady side, think at least that by considering yourself a victim you but enlarge the vacuum of irresponsibility that demons or demagogues love so much to fill, since a paralyzed will is no dainty for angels.

6. The world you are about to enter and exist in doesn’t have a good reputation.

It’s been better geographically than historically; it’s still far more attractive visually than socially. It’s not a nice place, as you are soon to find out, and I rather doubt that it will get much nicer by the time you leave it. Still, it’s the only world available; no alternative exists, and if one did, there is no guarantee that it would be much better than this one. It is a jungle out there, as well as a desert, a slippery slope, a swamp, etc. — literally — but, what’s worse, metaphorically, too. Yet, as Robert Frost has said, “The best way out is always through.” He also said, in a different poem, though, that “to be social is to be forgiving.” It’s with a few remarks about this business of getting through that I would like to close.

Try not to pay attention to those who will try to make life miserable for you. There will be a lot of those — in the official capacity as well as the self-appointed. Suffer them if you can’t escape them, but once you have steered clear of them, give them the shortest shrift possible. Above all, try to avoid telling stories about the unjust treatment you received at their hands; avoid it no matter how receptive your audience may be. Tales of this sort extend the existence of your antagonists; most likely they are counting on your being talkative and relating your experience to others. By himself, no individual is worth an exercise in injustice (or for that matter, in justice). The ratio of one-to-one doesn’t justify the effort: it’s the echo that counts. That’s the main principle of any oppressor, whether state-sponsored or autodidact. Therefore, steal, or still, the echo, so that you don’t allow an event, however unpleasant or momentous, to claim any more time than it took for it to occur.

What your foes do derives its significance or consequence from the way you react. Therefore, rush through or past them as though they were yellow and not red lights. Don’t linger on them mentally or verbally; don’t pride yourself on forgiving or forgetting them — worse come to worse, do the forgetting first. This way you’ll spare your brain cells a lot of useless agitation; this way, perhaps, you may even save those pigheads from themselves, since the prospect of being forgotten is shorter than that of being forgiven. So flip the channel: you can’t put this network out of circulation, but at least you can reduce its ratings. Now, this solution is not likely to please angels, but, then again, it’s bound to hurt demons, and for the moment that’s all that really matters.

I can’t divine your future, but it’s pretty obvious to any naked eye that you have a lot going for you. To say the least, you were born, which is in itself half the battle, and you live in a democracy — this halfway house between nightmare and utopia — which throws fewer obstacles in the way of an individual than its alternatives.

источник